Эта женщина с внешностью проказливой феи – многогранный и яркий художник, стремящийся реализовать себя в самых разных областях искусства. На её полотнах оживают фантастические пейзажи, манят оазисы и завораживают туманными силуэтами средневековые замки. Танцевальная лёгкость силуэтов создаёт ощущение загадочного праздника, в котором невольно участвует зритель. Фантазия не знает границ: Любава Бутакова неустанно ищет и находит новые образы, воплощающие в себе совершенную реальность.
В её мастерской пахнет кофе с пряностями, источают будоражащий аромат сладкие красные апельсины. Повсюду экзотические маски, слепки, фигурки, восточные подушки, открытки, картины – свои и подаренные коллегами. В углу мастерской красуется миниатюрная сцена – для будущих театральных постановок в дружеском кругу, объясняет Любава. Одновременно это и подиум для позирования, и уголок для чайных церемоний. От насыщенности деталями кружится голова. Всё это – внешнее отображение души художника, подчинившего пространство своим вкусам и потребностям.
— В твоей мастерской ощущается дыхание путешествий. А какое место они на самом деле занимают в твоей жизни?
— Если говорить о путешествиях – это, прежде всего, поездки на Алтай. Я интересуюсь археологическими находками. Сама, конечно, не участвовала в них, но тема открытий мне близка. Читаю журналы, книги на эту тему. Периодически бываю на Алтае, даже на сплав ходила как-то раз. Подумала, что надо в жизни хоть раз сплавиться. И очень хорошо сплавилась! Мы с одноклассниками собрали команду. У нас есть лидер, он обычно и зовёт в чём-нибудь участвовать.
— В твоём творчестве часто звучат восточные, африканские мотивы. Бывала в Азии?
— Самое смешное, что я за границей не была вообще.
— Вообще нигде?!
— Нет! Я, наверное, капризная в этом смысле. Мне общепринятые курортные места неинтересны – может быть, потому что там все тропы туристами протоптаны. Хочется уединения. Может быть, это удивит многих, но я бы побывала в Монголии. Такую цель я себе поставила, и, наверное, в ближайшем будущем надо её осуществить. Потому что в юности бывает – ах, так хочется в Париж! Франция, Дюма, романтика. А с годами это проходит. Я в Европу вообще не хочу, ну вот совсем! Я, наверное, дикий человек. Азиатка до мозга костей.
— Твои экзотические сюжеты – просто плод воображения?
— Да! По одной ветви у меня туркмены в роду – так что, видимо, зов крови. Туда, к верблюдам, тянет (смеётся).
— Что тебя вдохновляет, помимо Азии?
— Классическая музыка. И сами музыкальные инструменты – скрипки, виолончели. Они изысканные. У них фигурки точёные, нарочно не придумаешь. Кстати, моя дипломная работа, которую я писала у Владимира Михайловича Гранкина, называлась «К слову о музыке». Аллегория музыки. Мне хотелось чего-то музыкально-театрального. Композиция: два музыканта, флейтист и скрипач, и между ними муза – женщина, олицетворение вдохновения. Все трое в костюмах восемнадцатого века. Интересно было бы узнать, где эта картина сейчас. Вообще-то они хранятся в институте. Периодически к встречам выпускников наши работы выставлялись, я приходила и видела свою. А через десять лет после окончания института у меня состоялась персональная выставка, и на неё тоже выдавали эту работу. Где она теперь, не знаю.
Позже я работала в филармонии, и это тоже на меня сильно повлияло. Ты там постоянно рядом с музыкой! Кстати, к открытию Государственного концертного зала имени А.М.Каца я делала большую серию работ, в общей сложности сорок пять картин – и живопись, и акварели. Они на разных этажах в фойе висят.
— А какова тематика работ?
— Композиции на тему музыки в целом. Правда, на одной подразумевается «Болеро» Равеля, потому что там веер, и оркестр сидит на фоне этого огромного веера в красных тонах. Есть космические музицирующие феи – одна у рояля, другая с виолончелью. Но в целом композиции обобщённые, даже абстрактные. Владимир Миллер сказал: «Покажи, что именно здесь живёт музыка». Он очень точно выразился. Задача была такова.
— Думаю, что один из главных источников твоего вдохновения – театр?
— С детства очень любила балет и мечтала стать балериной. Когда впервые попала в оперный театр, просто заболела им. Много рисовала на эту тему…
— Ты начала не танцевать, а именно рисовать то, что увидела?
— Танцевать – само собой! Я даже немножко в студию хореографическую ходила. Пуантики маленькие носила. Была такая маленькая студийка при ДК имени Ефремова. Я жила там на Расточке. В общем, мне нравилось находиться в театре. Достаточно понятное для меня учреждение, поскольку моя бабушка была актрисой. Кстати, она и открыла для меня балет. Многое рассказывала. Объясняла, что не всегда всё бывает волшебно и прекрасно, что театр – это огромный труд, что в нём есть и закулисная жизнь со своими тайнами мадридского двора, интригами, сплетнями.
— А как звали твою бабушку?
— Она была известна на сцене как Зейнаб Новик. В тридцатые-сороковые годы играла в новосибирском ТЮЗе. Потом переезжала, меняла место жительства, работала в разных городах – и в Казахстане, и на Дальнем Востоке.
Когда она оставила сцену, стала заниматься с детьми. Вела детские театральные студии. Они такие мощные спектакли ставили! Своими силами делали костюмы, потрясающие декорации. Одно из самых ярких впечатлений моего детства – это ДК имени Чехова, спектакль «Любовь к трём апельсинам». Какие там были у девушек платья – у одной голубенькое, у другой розовенькое! До сих пор перед глазами. Я нашла недавно детский рисунок, сделанный как раз под впечатлением от этого спектакля.
Бабушка работала в ДК имени Чехова и в ДК имени Ефремова. Ученики до сих пор её помнят и чтут, поддерживают отношения друг с другом. Нашли меня, и мы с ними организовали вечер, посвящённый бабушке. А в будущем году исполняется её столетие, и они хотят его отметить – скорее всего, как раз на сцене ДК имени Чехова. Чувствуется, что у «чеховцев» был действительно дружный коллектив.
— Мне кажется, кукольный мир тебя тоже вдохновляет.
— Кукол я очень люблю. В моей душе продолжает жить ребёнок, до сих пор играющий в них. Мне грустно смотреть, что современные девочки почти не интересуются куклами, очень рано их бросают и уходят в виртуальный мир. Куколка – это ведь произведение искусства! Начиная с самых первых кукол-оберегов, которым не делали личико, чтобы через глазки бес не вселился. На Алтае я видела такие и даже сама их делала, они продавались хорошо. И в кукольных выставках я участвовала довольно часто.
— Собственно, я тебя и узнала благодаря выставке авторской куклы в нашем музее. Правда, это было довольно давно. А можешь сказать, чем твои куклы отличаются от других? У них есть какая-то своя уникальная черта?
— Есть! Уверенно скажу – есть! Очень я люблю волшебное слово «стилизация». Прямо скажем, я не реалист. Любую область моей деятельности возьми – пристрастием к реализму не страдаю. Мне неинтересно копировать с натуры, и кукол я не пытаюсь сделать похожими на людей, чтобы они и глазками моргали, и реснички у них росли. Мне интереснее подобрать им образ и антураж, сплести кружева, сочинить костюм. Мне, прежде всего, нравится работать с фактурами.
— Есть ли у тебя куклы – мифологические герои, персонажи произведений?
— Иллюстрации своего рода? Практически нет. Хотя была у меня кукла «Принцесса Укока». Это знаменитая алтайская мумия, перенос которой якобы вызвал катаклизмы. Безосновательные утверждения, я считаю. Она не принадлежит культуре алтайцев, относится к гораздо более древнему периоду, поэтому её местонахождение никак на них не могло отразиться.
— Помимо прочего, ты ещё и театральный художник. Знаю, что ты недавно работала над костюмами к «Чайке», поставленной «Классическим театром». А на сегодняшний день у тебя есть какие-то актуальные театральные предложения?
— На данный момент у меня два проекта – с молодёжным театром-студией «Чердак» под руководством Юлии Сорокиной и с театром-школой С.Н.Афанасьева. В школе Афанасьева педагог по актёрскому мастерству, режиссёр-постановщик Ася Галкина ставит спектакль «Вино из одуванчиков». А у Юлии Сорокиной ставятся «Нити судьбы» – спектакль по рассказам О’Генри. Мы с ними работаем уже не первый сезон. Можно сказать, это мои постоянные клиенты. На мне и сценография, и костюмы.
— Пошивом костюмов тоже занимаешься ты?
— Нет, я художник по костюмам. Я их придумываю, а потом мы решаем, кто их будет шить. Мелкую ручную работу часто беру на себя, но основное шьют профессионалы.
— А себе ты не шьёшь?
— В институте подрабатывала, шила однокурсницам платья на заказ. Сейчас могу сочинить что-нибудь в этническом стиле. Сарафаны какие-нибудь. Гораздо чаще я вяжу, мне нравятся вязаные вещи. С другой стороны, безумно люблю джинсы. Кстати, с джинсой я одно время работала. Брала за основу готовые штаны, потом их кромсала, всячески издевалась над ними, делала нашивки – и в итоге получался шедевр.
— Ты работаешь с театрами. А сама никогда не пробовала играть на сцене?
— Пробовала!
— Расскажи про эти опыты.
— Ой, с удовольствием! Я начну издалека. С первого, горького опыта начну. В общем, попросила я бабушку: «Бабушка, помоги, пожалуйста». Мне нужно было красиво прочесть в школе стихотворение Эдуарда Багрицкого «Нас водила молодость». Бабушка начала объяснять. Этот урок мне запомнился на всю жизнь. Она билась со мной в кровь, разложила каждую строчку по полочкам. Она выжала из меня всё, что можно было выжать, а потом вытерла пот со лба и сказала: «Пока я жива, чтобы ты к театральному институту близко не подходила!». Я в детстве была зажатая, застенчивая чрезмерно. Но стихотворение прочла благополучно.
— Какие ещё были сценические эксперименты?
— Мы делали постановки в институте. Одна из самых мощных моих ролей – Принц Зигфрид в «Лебедином озере» (смеётся). Мы «Лебединое озеро» поставили как трагикомедию. Парень был лебедем, а я принцем. Причём меня нарядили, принесли большие ботинки. Я была в бандане, в куртке с чужого плеча, в тёмных очках, с накладными бицепсами – в общем, получился какой-то монстр, и люди меня узнать не могли. Им объясняли: «Да вы что, это же Любава».
Был чудесный опыт, совершенно чудесный. Я уже взрослая совсем, сотрудничаю с театрами, но мне хочется на сцену! И вот подсказали мне, что есть замечательная театр-студия «MOST» под руководством Евгения Викторовича Рогулькина. Замечательный режиссёр. И человек очень интересный. Очень. Я у него в студии позанималась и даже сыграла в одном спектакле. Играла забавную взбалмошную тётку, которая по ходу действия спаивала героя. Комедийная роль была.
Когда я работала в филармонии художником-постановщиком, участвовала в детских программах. Во время детских концертов мы разыгрывали сказочные сценки с интригой и обязательно с счастливой развязкой. Я оказалась на той самой сцене, где когда-то играла моя бабушка, потому что раньше ТЮЗ ведь размещался в Доме Ленина. Думаю, это мне очень помогало. Роли были самые разные. Играла бабульку-сказочницу, королеву эльфов, Даму Домино. У королевы эльфов платье было по моему собственному эскизу. А корону для костюма я сама сделала.
— А сейчас хочется играть?
— Почему бы нет! У нас есть свой коллектив, называется «Драмквартет». Название придумала я. В составе только художники, причём женщины-художники. Нас четверо: Наталья Докучаева, Анна Кухар, Ира Михайленко и я. Потому и квартет. Только не музыкальный, а драматический. «Драмквартет» – часть команды «ТЕ ЛЮДИ».
— Кто такие «ТЕ ЛЮДИ»?
— Это наш неформальный творческий союз. Входим в него я, мой муж Юрий Бутаков, Наталья Докучаева, Олеся Ходакова, Аня Кухар, Ира Михайленко, Игорь Соби. Ещё Саша Зюбан. Кстати, мы с Сашей учились вместе. Он занимается живописью, но работает по другому профилю, в железнодорожном музее. Ещё у нас есть Миша Соколов – человек с консерваторским образованием и художник от Бога. Мы иногда приглашаем друзей поучаствовать в совместных выставках, нет строгих ограничений по составу. У нас даже есть группа «ВКонтакте». Присоединяйся.
— То есть вы объединились, чтобы вместе делать проекты?
— Да, несколько совместных проектов мы уже сделали. В прошедшем году участвовали в выставке, посвящённой столетию Октябрьской революции. Она состоялась в молодёжном центре «PROдвижение». Замечательное место. Нас там очень хорошо приняли. Получился настоящий праздник, мы все выступили. Я прочла своё стихотворение, называется оно «Женщинам семнадцатого года»:
О женщины семнадцатого года! .
Вас создала мятежными природа.
Когда б не ваша дерзкая порода,
Сидели б дома дальше от народа
И думали о продолженье рода.
Кстати, ещё до выставки мы устраивали квартирник на революционную тему. Всё прошло очень душевно. Мы взяли алкоголь, взяли закуски – кто что любит, кто что умеет готовить. Кто не захотел готовить – купил. Красиво накрыли стол. Красные салфетки, красная скатерть. Я купила гвоздички, поставила в вазу. Мы песни пели! Раньше у нас соседи собирались за стенкой и пели хором, их было так уютно слушать. Приятно, когда звучат живые голоса, а не громкая музыка. Игорь Соби прочитал нам лекцию о живописи, порождённой революцией, рассказал о преобразованиях в искусстве в связи с этим событием. Сашенька Зюбан показывал фотографии из своих путешествий, специально для этого их распечатал. В общем, мы серьёзно подготовились. А почему нет? Из песни слов не выкинешь. Этот процесс из истории вычёркивать нельзя, это случилось.
И на означенную тему я сделала картину, сейчас поставлю её поближе (ставит картину). Крейсер «Аврора» у меня теперь стреляет музыкальными залпами. Картина называется «AURORA-JAZZ». Мой дедушка играл джаз, и это направление мне близко. Они с бабушкой вместе служили в ТЮЗе, и он, кроме того, играл в коллективе «Симфо-джаз оркестр» под управлением Михаила Бреслера. Из этого оркестра многие добровольно ушли на фронт и погибли.
— В каких ещё интересных проектах поучаствовали «ТЕ ЛЮДИ»?
— Например, в выставке «Эффект куколки», посвящённой насекомым. Родилась идея так. Гуляли мы как-то по чужой выставке и смотрели на букеты цветов. У одного автора были сплошные букеты, букеты, замечательные букеты. А мы думаем: ну хоть где-нибудь букашку бы пририсовал! Почему бабочка на эти букеты не садится? Почему гусеница не ползает? В общем, стали мы на эту тему хихикать и дохихикались до целого проекта. В первый раз мы представили его в Российско-Немецком доме, а потом в Краеведческом музее на Ночи музеев. Было чудно и весело, и вот там наш «Драмквартет» как раз пригодился. Для этой выставки участники сочиняли хокку про насекомых, и из нескольких хокку мы сделали маленький показ. Девчонки взяли цветные вуали и нарядились коконами, как будто мы куколки в коконе, и каждая прочла по одному трёхстишию. Ещё шумовой оркестрик организовали, ходили, бренчали…
— Вы сами бренчали?
— Сами. Бренчали и читали наизусть стихи. Мы учили их долго. Это оказалось непросто. (смеётся). Репетиции были так же трудны и выстраданны, как тогда у нас с бабушкой. Одно из моих трёхстиший было таким: «Пригрей на груди куколку. Пусть невзрачна на вид – проснёшься с бабочкой на ладони». По-моему, его Наталья Докучаева читала. На репетиции у неё особенно смешно получалось. Она практически умоляла: «Пригрей на груди куколку!» С надрывом. В итоге получились крошечные мизансцены. На открытии затягивать действие нельзя, зрители устанут. А так все остались довольны.
— Где ещё «Драмквартет» успел проявить себя?
— Пока нигде. Мы хотим поставить спектакль. Но мы всё-таки не профессиональные актёры, поэтому когда я говорю «хотим поставить спектакль», это означает миниатюрные сценки. Но – оформленные как конфетки. Обязательно костюмированные. Их можно представлять на открытии выставок – для нас это самые подходящие моменты. То есть не просто вышли и похвалили друг друга, а сопроводили это иллюстрацией, оживили. Так намного интереснее. Когда у нас сложится целая серия миниатюр, из них можно составить культурную программу, организовать её как творческий вечер «Драмквартета».
— Так что нарабатывайте материал.
— Будем нарабатывать.
— Давай от театра перейдём к живописи. На выставке «Вся Дуся!», проходившей в ГЦИИ, была представлена большая серия твоих фантастических портретов современников. Расскажи о ней. Как возникла эта идея?
— К жанру портрета я в своей жизни обращалась, но редко. Случалось, рисовала интересные лица. В институте делала домашние задания, зарисовки, наброски. Кстати, на выставке присутствовал портрет Саши Зюбана, сделанный как раз в институтские годы. Дело в том, что мы часто оставались после занятий и работали самостоятельно. Мы с Сашей любим итальянскую оперу и однажды придумали для него образ Риголетто. Сшили ему костюмчик. Саша где-то у родителей подрезал кусок красного плюша, мы ему изобразили камзол. Самое смешное началось, когда пошли покупать для него трико. Ходили по бельевым отделам, показывали на Сашу и спрашивали: «У вас есть лосины на этого мальчика?». Купили! Купили лосины чёрные, обмундировали, усадили, горбик подложили – и он нам позировал. Очень дорожу этим портретом, он исторический во всех смыслах (смеётся).
И возникла идея – почему бы не написать людей в историческом антураже. Мне стало интересно примерять эпоху к человеку, погружать его в другое время. В основном, герои серии – представители культурной жизни Новосибирска. Художники, артисты, музыканты в новых ипостасях. Один из самых примечательных – портрет вашего коллеги Тиханова Сергея Юрьевича. Я его увидела так. Тихий, безобидный человек – и в образе варвара! С Сергеем Мосиенко всё было понятно, у него восточный тип лица, и сам собой напрашивался восточный образ. Причём я зачастую не говорила людям, кем они будут на моей картине.
— Кстати, как они реагировали?
— Тиханов, когда увидел портрет, вскрикнул от неожиданности, прямо крикнул: «ААА!» Потом расхохотался. Сказал, что всё здорово. Он отреагировал очень бурно.
— А другие?
— Мосиенко я сразу ляпнула, тут тайны не получилось. Но он приходил, послушно позировал, очень дисциплинированно сидел, подбадривал меня. И одобрил результат. Он, конечно, большой молодец. А режиссёр Евгений Рогулькин… я сделала из этого доброго, жизнерадостного человека отравителя из рода Борджиа. Вот так вот! И он догадался практически сразу. Он пришёл на сеанс, уселся, а я ему говорю: «Возьми вон тот маленький камушек, подержи его в руках, как флакончик. И посмотри на меня как-нибудь поковарнее». И он сразу: «Ты что, хочешь из меня Борджиа сделать?!» Флакончик. У него сразу сработала ассоциация с ядом (смеётся).
— В планах есть новые портреты?
— В планах Игорь Николаевич Решетников, но пока портрет не готов.
— То есть ты его уже писала?
— Только поизучала в карандаше. Ещё мечтаю написать портрет Романа Столяра. Яркая личность, прямо-таки демоническая. Задумка по нему уже есть, причём она мне приснилась. Так и вижу её, не могу забыть.
— Уже работала с ним?
— Делала наброски. Пришла как-то на его лекцию и спросила: можно я тут карандашом пошуршу? Я, говорю, негромко буду. Посмеялись. Но он человек очень занятой, практически неуловимый. Его так просто не поймаешь. Я чувствую, это лицо придётся писать по памяти – то есть по материалу, который уже есть.
— У тебя целых два портрета коллеги Игоря Соби, причём очень разных. Комедиант и монах.
— Да, да. Потому что он человек разный, очень эмоциональный. У него богатейшая мимика. И его очень трудно заставить сидеть спокойно. Как я его уговаривала – знаем только мы с ним. Я ему: ну посиди, пожалуйста, пятнадцать минут! Потом поняла, что просто так он сидеть не станет, но зато он очень любит пирожные… И только за чаем его можно было увидеть сидящим. Ему непременно надо или шить, или читать. Он всегда в процессе. Сидеть молча не может, ему хочется общаться. Вот такой тип.
— Здесь в подъезде на Дуси Ковальчук твоя мастерская, Игоря Соби, напротив Лира Цуканова. А кто ещё?
— Анатолий Иванович Назаров, скульптор, и Юрий Семёнович Хаян, живописец.
— Вас пятеро тут, получается?
— Да, пятеро. У Назарова иногда работают ученицы, вот Кристина Буторина. Она у него занимается скульптурой. Оказывается, ещё и разрабатывает дизайн одежды. Я не знала. В соседнем подъезде у нас Сергей Мосиенко, Дима Дроздов – карикатурист, график. Милованов Пётр Алексеевич, живописец и иконописец. Он поселился здесь недавно, благодаря выставке «Вся Дуся!» немного узнала его творчество. Дальше у нас Шаляпин Олег Васильевич, он работает в мастерской Гранкина. Ира Воротникова – ученица Александра Семёновича Тришина. С ними же отец и сын Копаевы и Николай Иванович Мартьянов. И дальше керамисты, у них вход с торца. Вот они все, «дуси». Но я не со всеми вижусь часто. У нас разный график. Например, Лира Цуканова любит писать в дневное время. Игорь тоже – жаворонок. А я сова.
— Игорь Соби и по вечерам здесь находится.
— Он, бывает, и ночует здесь. Потому что утром ему надо работать. Я утром никакая, а он работает. Говорит – пока я дома все эти какавы выпью, пока доберусь до мастерской, у меня работоспособность пропадёт.
— Творческие посиделки у вас бывают?
— Бывают, но не со всеми. С Мосиенко мы дружим очень хорошо. Я иногда хожу к нему и Дроздову, стихи свои читаю. Напишу что-нибудь новенькое и прихожу с отчётом. Муж смеётся: ты, как Фрося Бурлакова, к ним ходишь. С Игорем у нас вечно застолья…
— Я так понимаю, с Игорем Соби у вас особые отношения.
— С ним и с Мосиенко. Очень дружеские, тёплые. Мосиенко всегда подскажет, посоветует, поддержит. Он Человек с большой буквы. Очень доброжелательный. А Игорь просто заряжает своей энергией, он неугомонный! Если чем-то загорится – надо делать срочно, сейчас! И на портал «Стихи.ру» он меня затянул.
— Какой, говоришь, у него там псевдоним?
— «Лом Совершенен».
— Лом?
— Лом. Совершенен. Краткая форма прилагательного.
— А у тебя там какой псевдоним?
— «Варвара Самозабвенная» (смеётся). Я ему под стать. Специально посмешнее сделала.
— Получается, на портал «Стихи.ру» ты пришла с его подачи?
— Да, я зарегистрировалась на следующий день или через день после него. Он пришёл туда, начал публиковать тексты, а потом говорит: зарегистрируйся и пиши мне какие-нибудь дурацкие рецензии. Я говорю: хорошо. И постепенно втянулась. У меня там опубликовано не так много. Двадцать четыре стишка, кажется.
— Очень забавное у тебя стихотворение про куклу.
— Началось с того, что Игорь делал куклу. А они получаются у него рукотворные, очень естественные. Иногда неуклюжие, неказистые, но в этом есть своё обаяние. Как будто детской рукой сделано. На языке взрослых это называется наивным искусством, а для детей такие работы нормальны – искренние, далёкие от совершенства, но в этом и их красота. Вот такие у Игоря куколки. Одна нога длиннее, другая короче. Волосёшки разноцветные торчат. Он решил подарить своей внучке куклу. Начал изготавливать пробники. Часть их он продал, часть раздарил. Мне повезло. У меня целых три его куклы в коллекции: девочка, мальчик и котик. Причём котик – душа нараспашку. Широкий во всех смыслах! Душа во всю ширь!
И вот Игорь приходит ко мне и говорит: надо бы мне своё мастерство отточить. Мол, если дарить ребёнку, то хорошенькую куколку. А я говорю: зачем?! Кукла – это не робот! Не делай из куклы робота! Вот так внезапно сложилась строчка. Потом я села и дописала стихотворение.
Не делай из куклы робота!
Пусть она даже с хоботом,
с хвостом, как у чёрта, с рожками
и разной длины ножками.
И косы у неё разные –
одна длинная, другая рыжая.
И чулки почему-то красные,
а улыбка такая бесстыжая.
Зато она настоящая
и поцелуем манящая,
к свершениям большим зовущая,
хотя тихая, не орущая.
Она мне такая нравится –
смешная, отнюдь не красавица.
Есть что-то в ней человечное,
разумное, доброе, вечное!
— Раз мы перешли уже к стихам, расскажи, как давно ты сочиняешь.
— Не так уж давно. До пятнадцатого года иногда писала стихотворения. Одно, например, посвятила подружке. В честь её дня рождения накатала нерифмованный космический эксперимент о том, как она родилась фантастическим образом. Просыпалась манна небесная, появилось яйцо в золотой скорлупе, и оттуда вылупилась змейка. Она родилась в год Змеи, и я к этому подвела. Серьёзный текст получился. Я в кофею бумагу вымочила, свиток от руки подписала, замотала, ленточкой перевязала, подарила. Она была страшно довольна.
Ещё баловалась хокку. Мне очень нравятся хокку, это особая ипостась поэзии. Говорят, всё гениальное просто. И у японцев это так – в быту, в деталях, у них всё строится на тончайших нюансах. Ну вот, а в пятнадцатом году я вдруг начала писать очень активно. Вроде бы в то время был коридор затмений – сложный период, когда на человека может снизойти нечто. На меня, видимо, снизошло, и я начала строчить рассказы (смеётся). Вдохновляют, прежде всего, окружающие меня люди. Вот, пожалуйста! Игорь Соби – моя муза. Он сыплет удивительными афоризмами, не ценя их совершенно, а я собираю их по крохам. Его цитаты пригождаются мне в рассказах. Есть у меня рассказ, события которого разворачиваются в мастерской…
— Это реализм или фэнтези?
— Реализм с элементами фэнтези. У художника завелась муза – а она существо-то иное! Он её не слышал, не чувствовал, а она старалась его направить на путь истинный. И вот для него она стала видимой, а для всех остальных нет. Такая интрига. Другой рассказ у меня называется «Кладбищенский роман». На одном дыхании написался. Там всё очень красиво начинается. «Они встречались весной». Романтично, на первый взгляд, но всё не так просто. Ещё есть история монтировщика декораций. Прототип его – Сашенька Зюбан. Он в студенчестве подрабатывал в оперном театре, а я совместила его опыт с сегодняшним днём, и получилось, что его сделали воздушным гимнастом, так как директор считает, что театр должен быть весёлым (смеётся).
— Ты увлечена самыми разными видами искусства. Профессионально занимаешься несколькими, другими серьёзно интересуешься. Это необычно.
— Однажды мне довелось побывать на своеобразном мероприятии – аналоге современных ток-шоу. Приглашают художника, некую личность – и начинают допрашивать с пристрастием о заработках, о слабых местах. И одна женщина мне сказала: «Почему вы занимаетесь всем подряд? То куклами, то картинами. Вы что, до сих пор себя не нашли?!» А я ей ответила: видимо, настал момент, когда нужно отбросить ложную скромность. Просто я слишком многогранна, чтобы заниматься чем-то одним. И мне скучно заниматься чем-то одним! Я давно себя нашла – я нашла себя в искусстве, и это всеобъемлюще. Мне очень нравится выражение «Amant alterna Camēnae» – «Музы любят чередование». Кстати, на портрете Владимира Миллера в образе алхимика перед ним лежит бумажечка, где зашифрована эта фраза.
— Мне кажется, мы замечательно поговорили. Жаль уходить из твоей мастерской, здесь совершенно особая атмосфера. Кстати, а в Новосибирске есть места с необычной атмосферой, которая тебя вдохновляет?
— Мне очень нравится гулять вокруг оперного театра. Для меня это Храм. Я всегда считала и продолжаю считать, что это самое красивое здание Новосибирска. Я люблю оперный театр – и его содержание, и наружность. Очень нравится старый центр, маленькие дворики. Я поняла, что в них есть закоулки, где я ни разу не была. Туда попадаешь – и как будто оказываешься в другом городе. Это будоражит воображение. А есть ещё Расточка. Моя малая родина, где я родилась и выросла, ходила в школу. ДК Ефремова, площадь Сибиряков-Гвардейцев, улица Мира, улица Бурденко, я жила на Бурденко. Там выстроены красивые арки, есть очаровательные балкончики, как у Ромео и Джульетты. Я люблю там бывать, хотя в последнее время это немного грустные прогулки.
В сентябре получилось туда съездить. Был очень тёплый день, я поехала, листики пособирала. Где-то здесь они у меня засушенные лежат. Фотографировала арки, балкончики, старые дома, где мы жили с ребятами – друзьями детства. У нас в каждом доме кто-нибудь жил, а то и по нескольку человек. Вот так идёшь и вспоминаешь – кто сейчас где.
Фото из архива Любавы Бутаковой
